Из книги Вергасова И.З. "Крымские тетради" :
Я хорошо ее помню: высокую, худую, с немного удивленным взглядом карих глаз, с маленьким личиком. Руки — плети, длинная шея. «Девка костяшками гремит», — говорили отрядные остряки.
Встречу ее и пожалею: «Как это угораздило ее оказаться среди нас? Согнется в два счета!»
Штурмовали мы распроклятый коушанский гарнизон — который уж раз! — попали в беду: заперли фрицы нам выходы в горы и жмут к пропасти. Кто-то запаниковал. И я, командир, вынужден был поднять на паникера пистолет. И в этот самый момент прикоснулась ко мне женская рука: «Не надо, товарищ командир!» Это был голос Наташи Коваленко.
Мы бежали вдоль берега, был тяжело ранен командир взвода Красноармейского отряда лейтенант Мощенко. Он на всем ходу упал, а так как это случилось на крутом берегу горной речки, то упал в ледяную воду.
Наташа замыкала нашу колонну и все видела. Она бросилась за лейтенантом, не успев предупредить нас.
Добрались мы до лагеря — ни Наташи, ни лейтенанта. Начали искать. Разведчики чуть ли не в самый Коуш заглядывали, но никаких следов пропавших... Наташе и лейтенанту Мощенко отвели строки рапорта, в которых говорилось о мертвых или пропавших без вести.
...Наташа успела оттащить раненого в густой кизильник. Когда тревога улеглась, она осмотрела раны, обнаружила открытый перелом предплечья, сквозной пулевой прострел, кровоизлияние в брюшную полость. Перевязала и подтащила лейтенанта к воде, окунула головой, но сознание к нему не возвращалось, хотя сердце билось гулко.
Лейтенант был грузным, и все-таки Наташа взвалила его на спину и начала продвигаться со своей ношей вдоль самой воды на четвереньках.
До отряда одиннадцать километров, два перевала, поперек троп лежит подгнивший бурелом.
Наташа ползла. Ни помощников, ни еды, одна лишь слабая надежда встретить наших.
Нет свидетелей ее мук, отчаяния, мужества... Трудно, невозможно представить, как эта худенькая девушка, шатавшаяся от горного ветра, волокла на себе человека в полтора раза тяжелее ее.
Но она волокла, может быть давно потеряв счет времени.
Часовой вздрогнул: что-то непонятное карабкалось к его посту: изодранное, в лохмотьях... Он дал сигнал тревоги.
Пулей вылетел к посту дежурный взвод. Партизаны подняли человека-скелета с огромными глазами и седыми косами...
—Это же Наташа! — ахнул часовой.
Глаза ее долго и безжизненно смотрели на партизан, а потом наполнились слезами:
—Ребята... Он живой... — Она вытянула руку, ободранную до костей. — Я... я, кажется, умираю...
Через час ее не стало.
Мощенко из санитарной землянки вернулся спустя два месяца и стал в строй. Ему было двадцать два года, но и он поседел.